Самый счастливый день

В нашей семье есть заветная тетрадочка. Осталась она в память о маме, бабушке и прабабушке Алевтине Александровне Воробьёвой, ветеране районной газеты «Вперёд». Исписана ею от корки до корки. В ней мама рассказала о своих корнях, детстве, юности. А пришлась юность на годы войны. Когда началась Великая Отечественная, Але Воробьёвой было без малого двадцать лет. И сегодня, в Год защитника Отечества, читайте воспоминания о военных сороковых, как говорится, из первых уст.
В тот день, когда началась война, я с подругой Шурой Кашиной была в Челябинске по путёвке в однодневном доме отдыха. Гуляли с ней по городу. Вдруг заметили, что на улицах усилился поток грузовых машин, а в кузовах – мужчины, ребята молодые. Мы поспешили к своему автобусу, а там уже все в сборе, кричат нам, мол, где вы пропадаете. Мы спрашиваем, в чем дело, и услышали: война! С этого момента всё стало связано с этим словом.
4 марта 1942 года наш эшелон с комсомольцами Челябинской области прибыл в город Юрюзань. Здесь уже полным ходом работал патронный завод № 38, эвакуированный из Тулы. И мы влились в его коллектив.
На склоне лет понимаю, что все военные часы, дни, годы жили в душе два чувства: величайшей тревоги и постоянного голода…
Тревога с утра до вечера: как там, на фронте? Где наши бойцы? Отступают или наступают? С этими мыслями начинали утро, с этими мыслями уходили спать. И выдерживали, и терпели, плакали и радовались. Нередко бывало так: затихал шум станков и парторг громко кричал: «Наши войска ворвались в такой-то город и выбили из него фашистов!» Что тут начиналось! Смех, радость, объятия… 
А бывали печальные сообщения, особенно в первые месяцы войны, когда наши бойцы оставляли родные земли. Тогда – горе, но не отчаяние. И ещё сильнее напрягались физические и душевные силы, хотелось как можно больше помочь тем, кто на переднем крае. И сыпались сообщения от заводчан с просьбой отправить на фронт.
На проходной завода был установлен большой стенд, на нём фронтовые сводки, свежие газеты. Спешили на смену раньше заводского гудка, чтобы успеть прочитать новости. Стискивали зубы, читая о Зое Космодемьянской, гордостью наполнялись сердца за Александра Матросова, за подвиги лётчиков Покрышкина, Кожедуба. Героев знали по именам.
И работали, работали, забывая об усталости, недосыпании, недоедании, чтобы помочь фронту. И не только фронту, но и тем, кто рядом, но оказался в беде. Наша техничка Ольга, прибиравшая в комитете комсомола, прибыла с заводом из Тулы с шестью малышами. И тут такое горе – получает похоронку. Я в жизни не слышала такого горестного плача, нет, не плача, а какого-то воя… И мы, молодёжь, взяли всю её семью под опеку, помогали, чем только были в силах.
И знаете, никогда, даже при самых тяжёлых отступлениях, особенно в первые годы, даже в мыслях не было упрёка, ворчания, недовольства, ну, мол, чего вы отступаете, сколько можно! Мы не упрекали, просто знали, как там, на передовой, трудно. И верили. Всё время верили!
Эта вера придавала силы, забывали об отдыхе, усталости, сне. Только работа, ведь завод слал на фронт вагоны с патронами, так необходимыми бойцам. Без выходных, по 12 часов в сутки, а иногда и на казарменном положении. Тогда поднимались по очереди в красный уголок, часок–два спали и снова к станку.
Наш цех № 2 был конечным в цепочке, отсюда продукция шла в отдел контроля. К нам поступали гильзы для пистолетных патронов, их нужно было обрезать до необходимого размера и не дай Бог ошибиться, тогда всё идет в брак.
Помню, прислали в цех вывезенных из осажденного Ленинграда. Ко мне попала измождённая старая женщина. Жалко её, но работа есть работа. И когда я обнаружила у неё бракованные гильзы, не выдержала, расшумелась. Говорю, может, тебе здесь трудно, вон какая ты уже старая. А она спрашивает: 
– Аля, сколько тебе лет?
– Уже двадцать, – отвечаю ей. Та с горькой усмешкой говорит:
– А мне двадцать пять.
Я чуть со стыда не сгорела. Вот что делала с людьми война: из молодых – стариков…
Ещё один бич того времени – постоянное голодание. Нет, мы не сидели без куска хлеба, ведь наш ежедневный паёк – 700 граммов. Похлёбка в столовой, которую мы называли затирухой. Непонятно из чего, но было съедобно. Но начал сказываться недостаток жира, сладкого. Хотя поначалу мы не чувствовали недоедания, потому что запасы в организмах были.
Совсем страшно, когда теряешь над собой контроль. Я это пережила однажды. В то время уже не у станка стояла, а работала комсоргом цеха. Мой хлебный паёк получал мастер цеха и приносил его мне. А я не могла удержаться и сразу его съедала. И с ужасом думала, что ждать теперь хлеб до следующего утра. Но стыда ещё не потеряла и в столовую не ходила. Как обедать без хлеба, ведь спросят, почему? И как признаться, что нет сил удержаться.
Однажды мастер не принёс мой паёк. Я к нему с вопросом, где мой хлеб. У женщин в бухгалтерии, отвечает. Там работали в основном ленинградки. Я к ним. Они говорят: 
– Ты, Аля, в столовую пошла? Вот тебе хлеб.
И подают отрезанную краюшку. Пойдёшь, мол, обедать, заходи за хлебом. Так продолжалось несколько дней, пока я не почувствовала, что ко мне вернулась сила воли. Поблагодарила их за помощь и поддержку, теперь сама справлюсь. 
Однажды и самой пришлось спасать такую же оступившуюся из эвакуированной еврейской семьи. Оставшись без родителей (они умерли один за другим), Анюта не выдержала, голод её не оставлял, она меняла всё на хлеб. Комитет комсомола видел, что она совсем обносилась, и выделил ей телогрейку. Похолодало, а ребята обнаружили, что она на рынке меняет и телогрейку на хлеб! 
Тут я к ней применила тот же способ, которым меня «вылечили» ленинградки. И помогло. Анюта справилась.
Жили на заводе мы по такому графику: 12 часов работа, шесть–семь на сон, остальное – Дом культуры, спорт, концерты, пьесы, соревнования. Ну и что, что плохо одеты, что есть хочется. Но когда наши войска шли вперёд, ничто не могло омрачить наш молодой задор, наше неуёмное желание приблизить победу, а значит не сбавлять усилий.
И вот он, долгожданный день победы! В Юрюзани мы со старшей сестрой Ниной, которая тоже работала на заводе, жили вдвоём на квартире, а у хозяйки не было радио. Моя закадычная подруга Стеша квартировала далеко от нас. Услышав долгожданную весть, что война закончилась, она вспомнила, что у нас нет радио и мы это известие не слышим. В ночной рубашке, набросив что-то на плечи, она бросилась к нам через весь посёлок.
Началось настоящее столпотворение! Завод располагался в низине, и к нему со всех сторон мчались смеющиеся, орущие, поющие, радостно кричащие тысячи людей. Радость. Радость, счастье со слезами на глазах. Заводской гудок победно гудел. Люди долго не расходились, а потом разбились на группы друзей, знакомых, родных, сослуживцев.
Наше молодёжное сообщество собралось к нам, у нас было просторнее и ближе к заводу. По этому поводу хозяйка сварила огромный чугунок картошки. Её, горячую, пышущую жаром, вывалили прямо на стол. Здесь же всё, что могли захватить в общий котёл.
Ночью прошёл дождь, но уже всё подсохло, солнышко светило. Кто-то из ребят вышел на улицу с гитарой, распахнули окна. И песни, песни, ликование… 
Нет, это всенародное счастье, радость общей победы, осознание того, что всё пережитое было не зря, что мы выдержали – всё это описать нельзя. Нет таких слов. Это просто надо пережить. И я это пережила с миллионами таких же людей,  победителей из 9 мая 1945 года. 

Подготовила к печати Татьяна ВОРОБЬЁВА.